Несезонно, да но иногда лето на Балканах и жаркое - это должно быть. Ыть

предыдущиевступление раз
два

раз
два
три
четыре
пять
шесть
семь
восемь
девять
десять
одиннадцать
двенадцать
тринадцать
четырнадцать
пятнадцать
шестнадцать
семнадцать
восемнадцать
девятнадцать
двадцать
двадцать один
двадцать два


...это не та ночь.
Но если по гхм - выработанному смыслу - это забавно, что со мной сегодня текст о понимании и любви. Ну, а когда для них не время?
Два текста. Этот первый
второй вас ждет в начале второй части)

***
Очень обширный срез прошлого. Начиная примерно с пары звездных лет до катастрофы "Тоннеля".
Земли поселка Нижняя Горичка и иные земли
От нее пахло шерстью. Разогретой шерстью. И ей точно было жарко. Дышала часто, видно было - жилка бьется, пот проступал - мелкими капельками, прилеплял - мелкие прядки над ушами, ворот - хорошей, тонкой рубашки, под богатой темно-красной шерстью верхней вышитой жилетки - ой, ее наверно солнце греет-то... Ралица эс Этэрье, подмастерье приглашенного колесного мастера, только тогда и отцепил взгляд и перестал пялиться...

Жарко - было. Сильными приходили весны на оба склона Старого Плато, золотыми, скорых черных сухих лет потом совсем не обещали. Хорошее лето обещали, рабочее. То лето еще таким было. А хороший хозяин урожай возить с ранней весны готовится. Инструмент там до конца в порядок приводить, возки править...
А иной хороший хозяин за тем делом не до общего ремонтного центра поедет - что ноги бить, свои ли, ослиные, конские - если каждый знает, в тех центрах утвержденный прейскурант на стену, где почище, вывешен. И с людей всех гор требуется по нему платить. И сначала - что все выплатами, а их в поле не растет и настричь неоткуда, потом - что люди говорят, люди зря не будут, всем жить надо, а иную циферку в том печатном, ой, и подрисуют - долго ли, лишний хвостик к знаку дорисовать... А сравнивать, к закону ходить, даже бить смертным боем, что обычаем позволено, - кому оно надо-то будет? И закон здесь у местных властных под кулаком, до иного не набегаешься, и что бегать, если мир устроен так, как он устроен, и никто на соседа косо не смотрит, когда он тех мастеров позовет, что сами приходят. дальше?Еще и сам подойдет попросить, чтобы и у него поработали.
А что - не зря же на той стороне Старого Плато, на каменной, прадеды прадедов когда-то лехтев позволили свой поселок возвести, всем на пользу. Мастера из поселка Этэрье, для начала, честные, для главного - не выплатами берут, им нельзя… Полагается, чтобы тем, что у хорошего хозяина в хозяйстве под весну есть. Традиционно - спряденой шерстью, коровьим сыром, соленым и плотным, и маслом. Теперь уже, кто может себе позволить, еще отдает городскими штуками, вот вроде батарей и долговременных светильников, что тоже в поле не растут. Вином вот Этэрье не берут - жаль, но это тоже все люди говорят, зря не будут - вина и живанинки лучше, чем Этэрье, никто в этих горах не варит, иного на свадьбе так и подзанозят - не от лехтев ли бочку под покровом ночи привез?

Ралица эс Этэрье, на тот день - сын-подмастерье призванного мастера - на то утро из этого всего слышал почти всё, как это рассказывали в Этэрье. Помнил - ну вот ровно то, что обратно их телега поедет очень аккуратно, и где ему придется спрыгивать, плечом поддерживать, чтобы проехало без сотрясений, "а то реактивы красильщикам везем" - точно помнил.
Но на тот выдох жизни - ой, ничего он не помнил. А потому что было – что там было, сначала что у младшего хозяина Свишека, когда-то Телячьего, нынче Поседевшего, чистая телега под урожай на три колеса постарела. Приехали под дело последнее, калить обода да надевать их потом – а это работа жаркая, мутная, дымом надышишься, жаром надышишься, молотком, где доверят, помахаешь, а водой везде польешь... Тут к жаркому часу утра, где начнется законом позволенный перерыв, в голове, чем соображать, столько останется, что на дорогу уронишь - не разглядишь. Даже что жаркий час пришел, скорей брюхо подскажет: запомнило.

Лехтев-мастеров должно за работу кормить. Не один раз и вкусно. Конечно, в отдельной посуде. Но так, чтоб сытыми ушли и еще немного. А то стыдно перед соседями будет. Что лехтев позвал - это все понимают, почему - но если не накормишь, свои же запозорят, всё до свиного навоза всеми языками пересчитают. И особенно те, что с верхнего конца...

Этого, правда, точно не думал Ралица - про еду - брюхом думал, а до остального собирал, прибирая распевом - ай, ну и что же можно думать, когда оставлены остывать все обода, а ты вот выпрямился, и в глазах золотом и вечерними облаками горит, и мир вертится – сколько ж над дымом дышал.

И вот ее, что стояла рядом - он плохо увидел, в голову небо копытом стучало, он... совсем полностью разнюхал. Сначала. Как она пахнет.. шерстью, горячей шерстью, солью, как выступает пот и прилипают к нему прядки, выдох до выдох понадобился понять, что разглядеть, как она стоит, что длиннокосая девчонка, черноглазая, и почти глаза в глаза глядит, улыбается, кувшин в руках держит, красивый, с "глазками", и сама тоже как на праздник - в вышитом, с двумя поясами, с лентами... Тут уже так хорошо разглядел, что на какой земле находится - забыл...

...Молодой хозяин Свишек показывался - это знал потом уже, крепко знал Ралица. Он тогда еще мог показываться, и стало быть - не мог не... Нижний-то конец Нижней Горички со всех углов видно, и люди обо все язык почешут, так пусть занозятся. Пусть увидят, что может хозяин, хоть и с нижнего конца живет, хорошо даже мастеровых-лехтев принять, и отдельную посуду с росписью поставит, и стол поставит, хороший, с мясом, с молодым и долгого приготовления, мясом, и всех, кого увидят, оденет, как на выход. Пусть видят, пусть любопытным скажут, не из недостатка он позвал лехтев, из избытка - и того, что посчитал себя вправе . А с чего к ближайшим ремонтникам властные прислали на руководство не своего человека, а какого-то городского, тот только глазами лупал и заносился на простую вещь – поправить ступицы, подогнать обода. Старосты и верхние люди поселков возмущались, было - что их, транспорта еще приобретать заставят? И на гладкие дороги складываться? И молодой Свишек городского зазнайку-полупердыша первый кормить не поедет, разве можно?

Он и сам, хозяин Свишек, одет был на выход, даже в высокие сапоги втиснулся и сам в шитой парадной хозяйской жилетке-шигуньке стоял, пока со старшим мастером, с лехта Мрэжеком разговаривал, за стол приглашал. В паре шагов стоял, что бы это Ралице тогда видеть...

Что он тогда вообще видел? Ну вот, как мир еще золотом горит, а на самом краю стоит эта черноглазая, улыбается. А когда она совсем улыбнулась, широко - зубы были хорошие, белые, два передние так вперед выдавались, как сказала звонкое: "Дядь, а дядь, а достань галку – вон у дома с подкрылка?"... Ралица думал, еще лет десять после того краснел, как вспоминал, да и после чувствовал - разгорается - как тогда головой заворочал, как оглядывался - какая галка, какой подкрылок, да и до дома-то с рабочего двора идти…Пока не разглядел снова, что черноглазая вот, здесь, перестала улыбаться, удивляется:
- А тебя так никто не дразнит, разве? А меня вот каждый - что вот такая вытянулась, а ты больше, - шевельнулась, качнула кувшином, и как протянула руку и ткнула в лоб. Говорила. - Меня тебе первый стакан перед обедом налить послали, а не налью, ты чумазый, здесь вот - и здесь... Сходи до родничка, умойся, тогда вот может быть...
- Чешменка! Вот хватит уже парня задевать, - и только голос хозяина Свишека, и то даже то, зачем он так громко повторяет это "родничок" Ралицу и отвлекло, так - что он увидел мир вокруг. И ой как увидел...

Как над собой взлетел - и что папа Мрэжек и хозяин Свишек в двух шагах вперед и в шести ступенях сверху, у летнего стола, накрытого стола, встали, сверху были, над рабочим двором. Как сам он, Ралица, стоит у круга углей еще, мокрый весь, чумазый, в одних рабочих штанах, такая работа - обода ставить, а он что - какой есть подмастерье. А все равно видел, какой вымазанный и встрепанный. Особенно рядом с этой-то, темноглазой... что быстро повернулась на голос, построилась. Но сначала быстро-быстро снова к нему, Ралице, повернулась и скорчила рожу, дразнилась, а потом сделала очень серьезное лицо, прямо лепила, чтобы видел, подняла кувшин и пошла, поплыла - по лестнице наверх. Хорошо шла - Ралица так еще ее шага три смотрел, шевельнуться не мог. И видел – оборачивалась. Взглядывала. От того и что дальше говорил хозяин Свишек, расслышал. Голоса тут у всех - через поля перекликаться...
- Вот выросла у меня заноза, в кого - не знаю. Мимо забора не пройдет, зацепится, про каждого кобеля разнюхает, даже негодящего... - спокойно так говорил старший, довольно даже. А та чернокосая поднималась как раз, кувшин ставила, вставала так... аккуратно. Улыбалась, наверно - Ралица уже не смотрел, побежал отмываться...
Помнил, смотрел - на свое отражение в старой каменной подзаросшей чашке родничка, и правда - сам-то мокрый и чумазый был, и ничего, поработал... Еще помнил, пока шел - голосом проверил, шепотом: "За-но-за", - нет, никак не ложилось. На чернокосую.

Потом сначала налил себе воды, ковшичек, поклонился родничку, как подобает, пил, потом ещё пил - на сытой, на пшеничной стороне Старого Плато хорошая вода, вкусная. Потом спустился, ниже, в овражек, опрокинул на себя ведро и второе - первое нагрелось, солнце в водные спуски рабочего двора пришло, второе было - ух, холодным... Вот теперь и в рубашку, под выход на обед, влезать можно. Еще раз, перед подъемом посмотрел на себя в чашке родничка. Снял рабочий ремешок, хвост пригладил. Он не по обычаю, под Мастера Гончара, хвост носил. Выдох послушал, как звучит вода, перебрал еще, шепотом: "Род-ни-чок" - Чеш-ме-нка... Это имя точно легло...

А черноглазой за столом уже не было. И первую чашку, с хозяйского разрешения, разливал папа Мрэжек. И три обеденные, разрешенные для работников, как положено. Ньера Свишек сам с ними присел - верх рабочего двора соседям, может, и не видно... а ну и если языки иные и захотят почесать - хорошему хозяину с хорошим работником есть о чем поговорить. Всегда. О том и говорили - о погоде, что там ожидают от лета, будет ли чем в жаркие дни эту телегу наполнить, о планах верха Нижней Горички новые виноградники закладывать, на нижнем склоне, у отца даже про их опыт спрашивали. И говорили, что если работы будет много, позовут помогать, как бывало...
Но не позвали. Ралица и даже жалел отчасти. Веселая работа. Многолюдная. Иной раз да за близким столом всех сводящая. А ну и повидались бы?

Черноглазую и чернокосую, которую в ее доме зовут Родничок, Ралица не забыл - было правдой. Не то, чтоб так думал, что через две ночи во сне видел, так, иной раз улыбался, вот как очередной раз сажал колесо да подбивал обода - каким чумазым стоял тогда перед красивой, что аж сбежала... А еще потом вспоминал, улыбаясь: проверил - до самого верха резных подкрыльев дома, между прочным этажом и жилым - дотягивается. Жили бы галки - достал бы.
Времена вот только наставали тогда - ой, неулыбчивые...


этого тут будет еще долго. очень долго. больше ста страниц бегите)
*а текст очень сезонный. по подкладке своей.
да

запись создана: 31.10.2018 в 23:49