Но для начала - друг-соавтор, ты извини, что не над картинкой - а над этим кусочком, который грызли-грызли... Ну в общем, это... мерзсский эгоистичный аффтар сознается в главном без тебя всего этого бы не было, а значит - и я бы был несколько менее целым и настоящим. Спасибо тебе большое, это очень хорошо, что ты есть Впрочем, от сего независимо))) Так что поздравляю тебя еще раз - и будь долго и хорошо, ага?

Ну а теперь - тем, кто соскучился.


предыдущее тутwww.diary.ru/~ingadar/p151687301.htm
www.diary.ru/~ingadar/p152808500.htm
www.diary.ru/~ingadar/p153213902.htm
www.diary.ru/~ingadar/p153377348.htm
www.diary.ru/~ingadar/p163459107.htm
www.diary.ru/~ingadar/p163516211.htm
www.diary.ru/~ingadar/p163545343.htm
www.diary.ru/~ingadar/p163614154.htm
www.diary.ru/~ingadar/p164256663.htm
www.diary.ru/~ingadar/p164336332.htm
www.diary.ru/~ingadar/p166672421.htm
www.diary.ru/~ingadar/p166731112.htm
www.diary.ru/~ingadar/p166776460.htm
www.diary.ru/~ingadar/p166811911.htm
www.diary.ru/~ingadar/p167029819.htm
www.diary.ru/~ingadar/p167134640.htm
www.diary.ru/~ingadar/p167157328.htm
www.diary.ru/~ingadar/p167296853.htm
www.diary.ru/~ingadar/p167617147.htm
www.diary.ru/~ingadar/p169230304.htm
www.diary.ru/~ingadar/p169322053.htm
www.diary.ru/~ingadar/p169371159.htm
www.diary.ru/~ingadar/p169403017.htm
www.diary.ru/~ingadar/p169507057.htm
www.diary.ru/~ingadar/p169701769.htm
www.diary.ru/~ingadar/p169813399.htm
www.diary.ru/~ingadar/p170164737.htm
www.diary.ru/~ingadar/p171242263.htm
www.diary.ru/~ingadar/p171587249.htm
www.diary.ru/~ingadar/p171872376.htm
www.diary.ru/~ingadar/p171907804.htm
www.diary.ru/~ingadar/p172985284.htm


ну это... тихим предупреждением: осторожно, там про любовь. Да, и про детей. Боюсь, что нормальным людям, понимающим в нормальной любви(тм) там будет скучно, страшно и отвратительно. Я на это смотрю по-другому. Извините.
Да, сожалею, но этой сказкой таких чудес не предусмотрено...


...и выйду встретить свою любовь - и черт побери вас всех)***
(давно и не очень. Глазами теи-лехта Ллеаннэйр
Шьонтаха – и дальше)

…а потом поймать – мгновенный и все-таки удивленный взгляд. Задуматься. На вдох, выдох, и так до двенадцати. Еще раз слышно назвать себе, что корни истории лежат глубже. Тянутся дальше. Через звездные годы. Что считались по малым годам. С той самой случайно подаренной весны на Шьонтаха.

Это можно рассказывать. Собеседник близкий. Но те самые вдох и выдох – глубоко – и по счету дальше можно потратить, понимая – как… Очень сложно подбирать слова к тому, что для тебя корни. Что вросло в самые кости. Глубже. Придешь к своему богу, скажешь: вот я… И что сейчас еще – очень, очень больно. Точно – нужно рассказать. Искать слова для того, что перебирается под пальцами; время застывает – бусинами праздничного наряда; кажется – покрути – раздастся и впустит. Так оно внутри – есть. До звука. До запаха.

…В дежурной информаторской контрольно-пропускной службы Башни Шьонтаха пахнет сыростью. Тяжелой, технической. Пахнет местом, не предназначенным для жилья… но в котором, по запаху судя, почти живут. Может оказаться, часть своего времени на сон – а сколько его есть? - эль’нере Сато эс Сенто айе Рианн-Марн проводит очень поблизости. Ест – точно здесь. Недавно – малый круг, немногим больше, разогретый и употребленный паек притворялся капустным супом с курицей. Судя по насыщенности запаха – может где-то здесь и стоит. Недоеденный.
Мысль про паек точно была. Между вопросом эль’нере Сато эс Сенто айе Рианн-Марн: «Разрешите переговорить с вами лично?» - переданным согласием и тем, как закрылась дверь. За Хойдой. И еще чуть-чуть можно было прикидывать про капустный суп. Пока эль’нере Сато пройдет два-три шага по информаторской до окна («щели внешнего обзора», иллюстрация наглядная) и обратно. Остановится.
Стоит совершенно неуставным образом. Развернув сиденье спинкой на себя, опершись о верх. Заговорит, как продолжая:
- Да, могу посмотреть – но позволь спросить, лехта. Не что тебя стукнуло. Сколько ты уже живешь?
- «Вторую молодость», - это не только общий смешок, это еще и неофициальный термин восстановительных и медблоков. Озвученный и подтвержденный так недавно, что с языка слетит первым. Правильно – как наиболее точный для нынешних обстоятельств.
- Десяток звездных есть? - спрашивает эль'нере Сато. Как имеющий право спросить. Ему так и отвечают.
- В этом малом году начнется счет моего пятнадцатого звездного.
- И рванула здесь получать разрешение на семью и детей. Не мое дело - но ты головой треснулась. И сколько ты еще проживешь? - а это вообще не тот вопрос, который следует задавать. Но интонация его не меняется. Поэтому можно ответить. Спокойно как должное:
- От четырех до шести десятков звездных. В зависимости от интенсивности работы. Возможно, меньше.
Он оценивает жестом. Эмоциональным. Из весьма... нижнего выразительного ряда. Отпускает спинку кресла, делает еще раз два крупных шага - до «щели внешнего обзора». И говорит. Медленно.
- А ему тридцать пять. Не звездных, обычных. И проживет он в целом - ну, семь-восемь звездных. Это если очень повезет.
- Да, я знаю, - эль'нере Сато остановится. Посмотрит. Услышит. - Мы постараемся это принять.
Выговорит:
- Принимать, лехта, это придется тебе.
- Да, - и Льеанн заговорит. Подробно. - Извините, ниери... эль'нере Сато - я знаю, что такое быть готовым умереть вот сейчас. Могла недавно. Не будь там Хойды - точно... могла бы. Сейчас я очень хочу жить. С ним вместе. Столько, сколько нам будет разрешено. И достойно, - потом оценит объемный жест командира Хойды, оценивающий умственные способности собеседницы и улыбнется. – Мы постараемся, чтобы счастливо.
- Принял, лехта, - говорит эль’нере Сато эс Сенто айе Рианн-Марн. Да, временами кто-то точно здесь спит. Подголовник местного сиденья этот «кто-то» старательно доводил до состояния, чтоб на него и можно было положить голову и поспать. И давно так обработал. – Можете быть свободны…
А дверь информаторской прожила долго, штатно – полностью – задвигаться отказывается, пищит и застывает. Оставшегося просвета вполне хватит, чтоб долетел итог, отпущенный командиром Хойды:
- Не, эти два придурка друг-друга стоят…

«У нас получилось», - могла продолжить лехта Льеанн. А в голове отзовется эхом: «А я потом? Ну да – старалась…»
Это не было сложно. Проще – чем сейчас вспоминать. И рассказывать.

Там – бусинкой под руками – лежат те первые дни, когда их стало трое. Совсем первые. Вот кажется - первый раз как-то поспать получилось.
Как смотрит (еще заметно уставший, встревоженный - это медленно отступает) - Хойда - так совсем удивленно, что как просвечивает. Себе на ладонь - на новорожденную, жестом взвешивает что-то на ладони. Как размер сверяет. Да, голова дочки поместится. И место останется. Так и есть, похоже: по тихому, удивленному до прозрачности:
- Ме-елочь... Змеючка... Змеючонок... - еще раз выпрямляет пальцы. Отряхивает. Смотрит. – Ты - не сердись…что я так ее зову.
Отпустить с ладони: нет. На них очень светло смотреть. На такое вот огромное, удивленное:
- И это... наше?
- Ну... ты смотрел - вроде не подменили?
Улыбается:
- Нет. Громкая - командовать будет. - и еще раз смотрит на маленькую... как будто взгляд отвел - все могло измениться. Осторожно, не дотягиваясь... как боится прикоснуться, а показать надо. - И рыжая. Уже. Как ты обещала.
- Потемнеет еще... - взвесить и улыбнуться ему. - Ну?
От Хойды так странно слышать - такое яркое:
- Ме-елкая... Боюсь, - и внезапно проговорит вслед. – «Наши земли и наши боги доверили нас друг-другу - постараемся достойно пройти вместе - сколько получится»

…Песню вспоминает. Что-то вроде местного Канона. Открытого. Ей подначальные Хойды – его «полосатые», узнав, что у командира образовалась семья, после первого дежурства поздравлять пришли. Под дверью дома встали: как - впустят? А непосредственный командир Хойды - да, эль'нере Сато - выскреб-таки время. Чтоб их возглавить. И Хойда смеялся: "Пустим?" - объясняя попутно, что официальные разрешения - официальными, а здесь семья считается состоявшейся с поздравления - своими. И выслушав, Льеанн улыбалась: пустим.
Вот и вспоминает сейчас. И отпускает:
- Тоже мне "доверили", - выговаривает Хойда над первой колыбелью маленькой, что потом будет Нин-Найр. - Такое подарили - я как поднимать не знаю...
Улыбнуться, выпрямиться - жестом: дай руку - тихо еще поддразнить: "А вроде учился. Смотри: вот так..." - взять маленькую и вот да... замереть тоже. Не страшно: руки своего не забывают. А все-таки не первую так держишь. Но то же - вот узнаваемое - кругом - прозрачное удивление: такая... живая - у нас получилась.
- Смотри: вот так. Не тяжело. Не бойся: не сломаешь.

"У нас получилось, - могла вспомнить лехта Льеанн. - Я была счастлива. Не каждый день, что мы были вместе. Но моему богу я благодарна - за каждый".

Да – и за тот, что лежит следующей бусиной под руками.

Это было на надводных платформах Тонгарика. Весной. Когда сдавала переходные школьные аттестации Нин-Найр, достаточно немаленькая, чтоб пробовать решать, какой дорогой пойдет по жизни... Как раз на надводных платформах, перед первыми школьными аттестациями, перед первым взрослым именем - она и выскажет, звонко, во всеуслышание - на обязательный вопрос: "А где ты видишь свое место в мире?" - "Сначала - в Академии Службы Защиты, где ж еще?"
Помнится, как переглянулись. Как уже эль’нере Хойда поймал "подрастающее поколение" на выходе с торжественной части. Как звонко смеется Нин-Найр: "Конечно: я ж вся в тебя", - и задумчиво отзывается Хойда: "Ну, дочка - это твоя жизнь, тебе видней, куда ее... поставить", - шутил еще, вид делал - сейчас по носу щелкнет.
И разъехались тогда одновременно. Нин-Найр - сдавать аттестации, на твердую землю. А службе Башни той весной выпала объемная подготовка к обязательной проверке командующим местного Круга Защиты... Предшествующие обязательные учения. Долгая, нудная проверка защитных подразделений и вспомогательных баз Башни. Последнее показательное учение взаимодействия Крыльев Башни и ее наземных - то есть, надводных – сил. Степень сложности которого считалась весьма умеренной. Первые два большие круга времени.

…По основным расчетным характеристикам предполагалось, что платформы основной базы Башни и прочих вспомогательных рассчитаны на все возможные воздействия. В том числе теоретически могут выдержать Большую волну, если вдруг Риф Разлома решит вспомнить свое вулканическое происхождение и непредвиденно мощно зашевелиться. Выдержать – то есть, принять волну, вынырнуть и остаться в состоянии работоспособности. Но вот проверять это на практике местные службы Башни не хотели. А обитатели жилых городков Башни, располагавшихся там же, на надводных платформах, тем более не желали своей конструкции такой проверки на надежность.
К сожалению, уникальным разработкам - каковой заслуженно считалась Башня, возведенная на рифах Разлома - нередко сопутствуют последующие... непредвиденные свойства. Но составить соответственную инструкцию по технике безопасности для работающих с уникальной конструкцией, разумеется, значительно менее ресурсозатратно, чем пытаться вносить в состоявшийся проект изменения. Исследования специфических воздействий Башни на климат, характер ветров, а также морские течения и приливы велись достаточно медленно, объем и интересность их были невероятно обширны. А те, кому выпало здесь жить и служить, знали проще и практичней. Начнут раскачивать Башню на полную мощность - примерно как сейчас, перед прибытием инспекции - ожидай, что морские ураганы, которым по расчетам должно было "развиваться в пределах своего широтного сектора", вопреки тем расчетам, сорвутся и пойдут прогуливаться по всему Барьерному океану. Мощности и траектории... в общем, предсказуемой, но хорошо если за большой круг времени. Бывает и меньше. Одно проверено: возле Башни и ее жилых городков - эта морская дрянь прогуляется. Давно привычное: пойдет сердцевиной - дежурной смене поднимать отбойные щиты, всем прятаться в нижние укрытия, сидеть, у неба и своего бога просить - в таких условиях разрешено - чтоб смыло только то, что плохо закрепили, а не всю жилую территорию до обломков - несколько раз так было. Должные убежища в должном порядке здесь... вынужденно поддерживаются. Ну а если повезет, зацепит краем, то просто - желательно пребывать в закрытом помещении и наружу без необходимости не соваться - очень мокрым придешь. А при необходимости - лучше в армейской водоотталкивающей накидке... Которая значительно устарела при современных требованиях к полевой форме, но в обязательный комплект входит по-прежнему... и почему-то очень быстро оказывается в личном имуществе у самого гражданского населения надводных платформ. Используясь в значительно больших объемах, чем предусмотрено армейскими требованиями. Вот под "барьерным дождиком" до работы добежать. Привычная периодическая неприятность.

И в этот раз жилым городкам Башни вроде бы повезло. Ожидаемый эффект раскачанной Башни, первый привет прибывающего командования - ураган высокой степени проявленности и опасности для наличных ресурсов разумных - тянулся к Башне, но внезапно передумал, вильнул сердцевинкой - решил обойти жилой городок самым краем. Звенели сигналы отмены высокой готовности... но вряд ли из жителей городка Башни, где в каждой семье свой армейский, а в большинстве - и не один, сегодня кто-то мог назвать это счастьем. По транслируемым общим прогнозам, "сердцевиной" ураган шел ровно к сектору проведения учений. И в этот раз он с дороги не сбился... Оценку ситуации, что высказал командующий Башни, эль'ньеро Аррайя эс Хавина айе Тонгарика в местном общем передающем никто не озвучивал. Но она летела - по всем выходам и улицам жилых секторов - едва ли не со скоростью передвижения урагана. Что в сложных условиях качество подготовки служб Башни может быть проверено более эффективно. И если проблемные условия сами пришли на место учений - значит, эту практику необходимо в полной мере отработать. Отрабатывали.
Известия о том, что происходит в том секторе Барьерного океана, к сожалению, такой скоростью не отличались. И надо думать ни одним исследователем не было отмечено, сколько личного ресурса расходовали обитатели жилых городков на отслеживание единственно доступного – пребывает интересующий объект в мире живых или его покинул. Благо, при учениях эта возможность доступна и лично связанным, в том числе гражданским – в отличие от времени боевых действий.
К многократному счастью всех живых и разумных обитателей этого сектора Барьерного океана, качество подготовки наземных служб Башни и ее Крыльев было действительно на высоте. Проверка ураганом продемонстрировала это достаточно. В том числе для соблюдения негласного местного правила. Благополучно вернувшимся с такой работы, после сдачи рапорта и получения от командования своего причитающегося – разнообразного – все равно предоставлялось какое-то количество личного времени. Чтоб ожидающие могли убедиться и пощупать – правда: живые, целые, вернулись…

Мокрей всего на надводных платформах у нижних выходов «транспортной ленты», что доставляет к жилому городку его армейских обитателей. Обеспечивать отбойными щитами еще и проходные туннели - дело излишне затратное. Конструкция, как утверждает вся Башня, явно выстраивалась по принципу: сколько втечет – столько вытечет. Все равно в погодных условиях, неподходящих для пребывания разумных снаружи, они вряд ли кому понадобятся: инструкция по проживанию категорически запрещает пользоваться бытовыми транспортными средствами после закрытия опорных щитов. И кому ж взбредет в голову – по дороге-то домой с очередных дежурств – застревать в небольшом переходе, шагов десять – от платформы транспортера до внешних бортов опорных щитов жилого городка. Металлическое основание в довольно крупную дыру, где-то внизу иной раз плюхает вода об основание платформы, когда ветер сильный – брызги долетают. Плетение страхующих решеток «транспортной ленты» над головой – все, что прикрывает эту голову от атмосферных осадков любой степени интенсивности – которых Башня нагоняет немало. То есть, ничего не прикрывает. А, что там - в полевую поплотней и бегом - этот ли душ остановит? Особенно на заслуженной дороге домой.
Эль’нере Хойда тогда еще задержался. Получал - официальную благодарность и свое ведро подробной армейской обработки. Эль'ньеро Аррайя эс Хавина айе Тонгарика внутренним - командир Чайка - человек по-своему дельный, но мозгами подчиненных питается, природа его такова: "Выклевал по кость", - подтверждал эль’нере Хойда дежурным транспортной службы. Скучное дело, знакомых о новостях спросят. И транспортер лишний раз для одного дежурная смена не откажется поднять: всякому ясно, после такого потопца кромешного дома выспаться - дело должное, святое как традиция, а о сбережении ресурса пусть "недожорка" печется, а нравственники ей помогают - люди-то созданы, чтоб людей слышать.

Эль’нере Хойда запоздал, ливень уходил, запоздалые капли ныряли вниз, в колодец перехода, летела - звенела - водяная взвесь, срывалась каплями - сверху, с водостоков, выдыхало снизу море - звучным, соленым туманом. Хойда прыгнул с транспортера. Поблагодарил. И шел. И на третьем шаге шел. Да, если с армейских потребовали влезть в водоотталкивающие накидки и командир Чайка не клюнул в голову подчиненного, явившегося в столь неуставно-полевом виде - можно рассудить, выкупало их на учениях изрядно.
А потом... тоже шел - но волна и ветер не проболтаются, а дежурный наблюдатель транспортной службы своей улыбки тоже никому не перескажет. Тому, как вроде ресурсным пешим шагом, рассчитанным на проходные туннели, шел эль’нере Хойда - и все равно - как он летел через тот мостик. Быстрей и волна Барьерного рифа не смогла бы.

Вода сверху. Волны снизу. Выдыхают, выплескивают, провожают минувший ливень. Гулко в колодце.
А она стоит. С внешней стороны, где смыкаются борта опорных щитов. Стоит, держится за перила технической обслуживающей площадки. Так... устойчиво, разнокалиберная капель и ветер, временами скулящий в "трещине" перехода, не могут сдвинуть даже светлых уголков накидки. Шерстяной, обычной - сам видел, как делала - еще когда ребенка ждала.
Дойти - вот этим вроде бы шагом - развернуть свою водоотталкивающую, укрыть - по уставу в случае необходимости под нее трое влезают. И улыбнуться. Это у Хойды получится быстрее, чем пальцы Льеанн отпустят бортик и выплетут - в ответ на улыбку - близкое: "А я тебя жду..." Хойда заберет себе, на продолжении жеста подхватит - светлый уголок шерстяной накидки, выжмет из него воды - и не мало, неудивительно, что под ветром не шевельнется - оценит вслух: "Да..."
Льеанн отзовется - тихим, близким совсем - чуть растеряно: "Я знала, что ты придешь. Но так... до тебя было ближе". Хойда посмотрит. Очень долго. Так долго, как можно очень мокрым. "Я здесь, Змеюка. Идем домой?" "Да", - отзовется Льеанн.

Так и пойдут - под одной водоотталкивающей. Ничего - до дома недалеко. Дом пахнет. Теплом. Едой. Мясной похлебкой с перцем и "благословенной травкой". Сильно. Еще до входа. Так, что Льеанн сразу заторопится к готовочной. Первым действием - не вынырнув из мокрой накидки.
...А внутри - вот поднять крышку - керамическую, увесистую - с котла... Надо же - посмотреть. И только тут назвать себе, что все время - вот как ответила и как шли - закрыла глаза и шла по привычке, по запаху. Так полней и прочнее чувствуешь, что рядом с тобой другой...
А пахло от Хойды - сначала - едко, въедливо - морем. И мокрым. Полевая не промокает. Теоретически. Ну - до определенной интенсивности. Да и действовать наземным силам Башни предполагалось не вплавь. Да.
А Хойда смеется. На ухо. И развязывает хвосты шерстяной накидки. "Вконец мокрая. Поворачивайся - сниму", - и еще принюхается шумно: "О, еда!" Тогда и улыбнуться: "Не остыло. Знала - что надо горячего... Вот: сбежала делать. Только оно так... быстро кончилось, что готовить. И я так не знала, что делать..." "Я здесь", - это он повторяет. Движениями. Отчетливо. Тем, как медленно расстегивает куртку полевой, взвешивает - решительно укладывает в сушилку. С накидкой вместе. Как спрашивает: "И как, эксперт - еще немного не остынет? Соленый я... как пайковая рыбина"
А дальше - ну, если стоять вплотную совсем: еще чуть-чуть, срастетесь - в кабинку помывочной можно задвинуться и вдвоем... А там - не спрячешь. Система автономного жизнеобеспечения при интенсивном использовании следы оставляет. "Кто тебя так расцеловал?" - спрашивать незачем. Вслух. Про себя тем более бессмысленно: значит при выдохе Барьерного армейских под воду отправляли? - и назад. Да. "Под водой тише, я помню".
Но разговор кожей - тоже разговор. И вполне понятно, как словами, спрашивают ее пальцы, как растирают спину - и как осторожно медлят над следами "спаек"...
- Глупость, - вслух бурчит Хойда. – Там соседи, наши "платиновые" под волну ушли...и чуть об опору не шарахнуло. Пришлось ловить.
- Поймали? - теплый - слышно как согревается под струями к счастью, горячей воды, под пальцами. А все равно - соленый. Живой. Хорошо, что живой.
- Поймали. Из требований вылетели. Влетело.
- Понятно. Перед сном разомну?
- Хорошо, - так, не сбиваясь. – Поворачивайся, Змеюка: твоя очередь спину греть.
Повернуться. Это близко – так его, другого – слышно: не разделишь. Движением, помогающим поворачиваться, ладони еще косу взвешивают: «это тоже выжимать… холодная ты». И нечаянно вернуть ему – то же слово, с той же интонацией:
- Хорошо, - чтоб за ним получилось. То, что словами называется так трудно. – Я… все-таки за тебя боюсь.
Сначала – не движением. Пальцы – совсем о другом: «Как, спину намылить?» - «Ага…» И вот где-то на середине движения, легко так:
- Нет, Змеюшка, я не наелся.
- Чего?
…А говорить совсем не обязательно словами. Даже жестами – не обязательно. Можно просто – движением. Таки намылить спину, растереть, осторожно – старательно: «Вот – теперь теплая». Развернуть к себе. И так близко – но можно еще ближе.
Так тоже слышно. Слышнее.
«Что ты есть…»

Ну – самая подходящая обстановка для произнесения вслед на вполне высоком:
- Нет, - укладывает Хойда и выключает воду. – Я собираюсь прожить каждый день. Очень много каждых дней. Сколько получится. Я обещаю. – Завернуть в покрывало и улыбнуться. – Слушай, а пообещать храмовому – это страшней, чем попросить?
- Страшнее, - очень серьезно подтвердит Льеанн.

…А потом сидели, завернувшись поверх покрывала еще спальником. Ели из «зимней кастрюли» похлебку, подталкивали – к чужой ложке мясные кусочки: «Твое».
И очень сложно было – не закрывать снова глаза. Не слушать корни. Как впервые понимая, как они срослись.

…А обещание эль’нере Хойда сен айе Сьонтаха выполнил.
...Когда живой и разумный из Народа Государя обращается с просьбой к лехта с именем и служением, считается, что он обращается с просьбой непосредственно к Многоликому. Оттого ни одному из лехтев не разрешено отказать в просьбе. И оттого от центральных земель до самых дальних окраин говорят фай: "попросил - Тех, кто Служит".
А обещания людей, говорят, их Боги и без того ходят рядом и слушают. И проверяют на прочность.

И нельзя сказать, чтоб не проверяли. В событиях жизни "вляпавшегося в золото" - до командных нашивок - сен айе Шьонтаха хватало всякого. И для жизни опасного. Но он возвращался. На надводных платформах Тонгарика. В светлых песках Харминэ. На каменном плато Зимонощных гор мира Вильконтаи, где Хойда, оставивший службу, передавал пережитую премудрость как выжить в "защитке" (как сам смеялся) будущим "полосатым" вспомогательных служб Башен.
Он возвращался. В свой дом. Который всегда был. Хойда уже там, на надводных платформах смеялся: "Быстро тебя начинают звать "нашей храмовой", - рассказывала - как отвечала ему в тон: "А вот не знаю - везло ли окраинным Башням на таких идиотов такого храмового звания". Усмехался. Вставал в парадную. "Крепко в золото вляпалась, Змеюка, сознавайся?" - "Вляпалась. Служба наблюдения Приливов, эр’нере zu-toёra. С правом не носить знаки различия прилюдно, - поймать - подчеркнутый парадный салют, тоже подчеркнуто продолжить. - В новое не скоро вляпаюсь, знаешь. За невыполнение непосредственного долга". Объясняла - тогда - очень спокойно.
…Говорила и потом. Редко - высоким счетом одной руки не насчитаешь. О самом личном. О своем разговоре со своим Богом и просто люди говорят... тем, кому к себе стоять вплотную разрешишь, а лехтев и этого меньше. А говорила. "Мой Бог любит выполнять людские просьбы, - медленно. Взвешивая. - И знает - где каждый из нас каждый день стоит на должном месте. Мое - сейчас - здесь".

Говорила. И еще меньше получится, если считать по пальцам - вот сейчас распрямляй второй. Первый раз спрашивала Наставник Ланери эс Химаро айе Ниинталь-рьен. Имея право спросить. И Льеанн отвечала. «Нет. Стукнуть другого... порой насмерть – ну… мне хотелось. Ему, наверно, тоже. Идти дальше порознь - нет. Никогда».
И говорила дальше. Тише. Личное - но Наставнику разрешено. «Если я о чем и жалела - о том, что "второй молодости" осталось мне с ним прожить самый край. Второго ребенка нам уже не разрешили. Да – мне и сейчас жаль...»

А о чем не говорила... Тоже лежит. Жизнью. Бусинками под пальцами. Теи-лехта lierh-aef Ланери эс Химаро айе Ниинталь-Рьен дальше так не спрашивала. Специализация позволяет - знать, как люди теряют друг-друга, как расходится - должное быть и должное уйти со стороны мира живых. Надо думать, у всех разумных это чувствуется похоже. Как единственное.
О чем незачем спрашивать и тяжело рассказать.

Время жизни уходит по капле - тихой, тихой капелью, не прислушиваться - не поймаешь, когда. А тогда ее просто слышно. Как частой, звонкой дробью по стеклам внешнего, гостевого помещения стандартного жилого блока. Что хоть лови лишнюю мысль: сейчас по стыку протечет. Обычные дожди в песках Харминэ редкие гости.
…Так долго стоит вернувшийся с регулярной программы армейского восстановительного эр’нере Хойда, медленно, совсем продуманно, расстегивает полевую, замирают пальцы на золотой полосе нашивок. Ловит взгляд. Говорит ожидаемое.
- Случилось - стух зверюга. Выпущен по полной. По недостатку ресурса для скоростного движения задницей, - снимет, наконец, куртку. Въевшимся жестом уберет в ячейку хранения. Обернется. - Рыжий проорал: переведут в Зимонощные горы, на Вильконтаи, "птенчиков" гонять. За заслуги, - усмехнется. Сердито. И совсем неожиданно спросит. - Ты... со мной?
"Ты дурак?" - пальцы спросят раньше - слов более добрых:
- Уже собираться?
- А я таки старый... - медленно проговорит Хойда. - Не очень годный. Может - тебе пора уже?
"Дурак, - снова взвесят пальцы. - Три раза. Нет, - отряхнутся. - Двенадцать". Посмотрит - долго, долго, долго - согласится движением: "дурак": с головы крышку приподнять, чтоб мозги проветрились; встряхнет - шевелюра все та ж, рыжая чуть длинней уставной и лохматей. Время не тронуло. Ну, так - чуть-чуть присыпало серебром.
- Тогда собирайся. На третий день должны отбывать, - и только на этом толкнет дверь во внутреннюю часть дома.
Вечером того же дня - будет эр’нере Хойда смотреть, как сворачивает лехта Льеанн начатую цветную ленту – широкую: синий, красный, золотой, лиловый... Звучало близко - внутри: ""Да, похоже, ты тут надолго собираешься оставаться" - "Он походный... можно свернуть. Даже с работой. Но - я собираюсь."
Смотрел - как медленно, осторожно зацепляет Льеанн нити, перевязывает. Ей тоже - вспоминалось – это же. Близкое. Бывшее в самом первом их доме на Шьонтаха.
Смотрел - взвешивал что-то на ладони. И вдруг:
- Ты помни, Змеюка - сломаю.
Обернется. Посмотрит удивленно. Хойда подойдет. Снимет с ее ладони подвязанный лиловый пучок нитей. Посмотрит:
- Ну... раз смог постареть - когда-нибудь смогу и сдохнуть. А решишь на вечную память потом пояс ткать - ты сразу запомни: станок сломаю. Даже если не смогу.
- Запомню, - не поднимаясь, обернется, накроет отобранные нитки ладонью, руки не уберет - и щекой прижмется. И так, как люди-людям редко говорят. На все время, какое есть. - Ты извини. Я всегда буду тебя любить. - услышать - щекой - как это взвешивают пальцы. Добавить. - Не ломай. Пожалуйста.
- Не буду, - медленно согласится Хойда. - Давай помогу.

Первогодки «полосатых», попадавшие в учебный центр вспомогательных служб Башен сектора Лайарика, расположенный в Зимонощных горах на Вильконтаи, тоже короткоживущие, еще несколько местных лет будут спорить, сколько же лет назначенному преподавателю эр’нере Хойде сен айе Шьонтаха. Проспаривать каждый раз своим старшим «собратьям по несчастью» и очень долго – очень одинаково удивляться: «Что, правда?» Пару раз подтверждала: «правда» - и ньера лаборант из местной «медицинки». О том, что «оказывается, супруга» было дело – трепались тоже. О том, что лехта – куда меньше. Привычная традиция короткоживущих окраинных секторов – поменьше говорить о Тех, кто Выше – и о Тех, кто Служит тоже…
Там, в первые годы, пока спорили первогодки о возрасте преподавателя – старшая медицинской службы и передала «ньера лаборанту» - лехта Льеанн, вот на удивление очередного такого попавшегося. Негромкое такое. Местное. Короткоживущих. «Хорошая старость – та, что долго не приходит. И надолго не задерживается».
Запомнилось. Как еще – запомнилось. Он ее так прожил – как здесь считалось хорошо.

Тоже – жизнь, тоже – память, тоже – бусинкой под руками…
Там утро. Прозрачные невесомые рассветы над плато Зимонощных. Хойда сидит на крыльце, встречает – первый весенний ветер. И врастает – в утренний молчаливый диалог – внезапным, легким:
- А вот я тебя сейчас попрошу, Змеюка…
Тихо – во времени, принадлежащем только двоим:
- Да?
Ждет. Смотрит, как Льеанн раздувает жаровню, ставит чайник. В комнате темно еще, первые отсветы от огня. Выпрямляется – тогда только Хойда говорит:
- А ты косы заплети? Как… давно было. Хочу тебя такой еще увидеть…
Тихо будет. Первые выдохи рассвета. Слышно, как теплеет небо под первыми солнечными лучами. Как разгораются угольки в жаровне. Как скрипит в скальной ограде рассветный ветер. Как трещит, потягиваясь, земля, просыпаясь от ночного морозного оцепенения навстречу дневной жаре.
Тихо было. Слушал. Смотрел, как неторопливо, прядь от пряди - распускает Льеанн косищу. Как заметно медлят - задумалась - пальцы, когда Льеанн берется за гребень. Что Хойда жестом отпустит насмешку: "Забыла?" Подождет: "Нет", - отзовется Льеанн, но думают руки. Сколько-то. Начиная переплетать сложные, многопрядные косы. Свободной. Охотницы. Молодости.
Хойда смотрит, слушает - тихо свистит на жаровне согревающийся чайник. А солнце выныривает из-за склона. Ярко и сразу горячим. Скоро - засвистят, проснутся мелкие, яркие птички-наперсточки, спасающиеся от еженощных заморозков за незакрывающейся форточкой гостевой территории их дома. Когда только вьехали, осматривал дом, пустовавший пару малых лет. Куда быстрей обнаружил неведомый сюрприз, чем понял, что это. Удивлялся, отмерял - ну вот с блок личного табельного, на полпальца - гнездо? Наблюдал, как снуют обитатели, как ныряют в вылетевшую опору рамы от ночного холода и улыбнулся: "Давай оставим? Вижу - не опасная фауна".

Смотрел - и вот Льеанн доплетает последнюю прядку, убирает гребень в пояс, встряхивается. Хойда просит жестом: "Подойди". Взглядом не отрывается. Как идет. Течет.
- Змеюка... - тихо делится он с рассветом. Взвешивает - долго. - А как совсем такая же Змеюка... - сжимает, разжимает пальцы. Морщится. Перед тем, как сдуть с ладони. - Эх... А кажется, все наше вчера начиналось. Помнишь?
- Всё... - негромко отзывается Льеанн. Вчера, да. Несколько звездных. Считаются. Вот сейчас - очень слышно. Пока Хойда смотрит - и улыбается... Вчера - тысячу лет – шестьдесят восемь - назад. Но что-то остается неизменным:
- Иди сюда: за косу поймаю.
- Хитро...- легко оценивает Льеанн. И идет. Чтоб поймали. Садится рядом - по движению. И времени на долгом - выдохов и двенадцать будет, и двенадцать раз по двенадцать... Только потом поймает новый, лишний звук:
- Эй, чайник сейчас взлетит.
- Хрен с ним, - со вкусом отзовется Хойда. - Ща уже жарко будет.
Тогда была весна... Хотя привычный подсчет времени мира терял смысл на плато Зимонощных, где сменой температур и "времени года" заведовали день и ночь. По ту сторону мира живых вечная вода шла своим путем как и везде, унося все - путем всех рек и всех вещей.

...Он прожил дольше, чем предсказывал ему первый командир. Перемахнул за восемь звездных. И прошел еще семь малых лет мира Вильконтаи. Хойда сен айе Сьонтаха прожил долго. И ушел из мира живых совсем - легко. Он умер тем летом. Под слышный прилив T'a'hassё u'l'jorrah.
"Это считается доброй приметой, - три раза говорила потом лехта Льеанн. - Доброй приметой считается умереть в Полдень года, потому что те, кто уходят - минуют Туманную Дорогу на пути к новому рождению ".
...Тихое: "Спасибо тебе", - которым "оказывается, лехта" провожала умершего от живых - из видевших не пересказывал никто. И о бывшем дальше знает тишина. И те, кто не станут рассказывать.
Незачем. Внутреннее дело. Примета - приметой, традиция - традицией. "Шесть дней пути туманных троп…" Шесть дней полного траура. В тишине, в одиночку (...с гнездом и птицами-наперсточками - у них как раз птенцы были). Провожала. Рассказывала жизнь с ним обратно. Слушала, как уходил. Пришивала подкладку - к цветной ленте будущего ширдэна. Молчала.
На рассвете седьмого дня - как встало солнце - поднялась. Сняла с пояса ножик - тот, подаренный Хойдой "первым общим имуществом" - и срезала косы. Уложила в свежий вьюк жаровню, чайный сундучок - с чашкой, что делали давно Хойда и Нин-найр, "странные деревяшки" и еще - светлую накидку. И не далее как под вечер отбыла по очередному требованию лехта zu-toera. Далеко. На Л’альсай-рьен.
Еще тому, кто принимал дом, не забыла сказать: "Смотри, гнездо. Не чините раму... мы им обещали".

Историй, что долго, долго будет рассказывать об этой семье, о ней самой то плато, лехта Льеанн скорей всего не услышит.

@темы: сказочки, Те-кто-Служит, Тейрвенон, Тильсенн, Лирика